Глава 13
В этот миг капитан встрепенулся, дрожь по его телу пробежала.
— Стойте, братцы, я вам свою жизнь расскажу, — встрепенулся капитан. — Всю жизнь мою вы узнаете, в тайны глубинные проникните… Судить и карать меня сможете… На ваш суд я жизнь свою отдаю, чтобы знали вы и судили человека бескорыстного и возвышенного, честностью своей отмеченного…
Руки капитана тряслись, он сжимал их, дрожь унять пытаясь.
— Двадцать лет я страну родную защищал, душу в службу свою вкладывал, долг перед народом выполнял, а меня на помойку словно тряпку выкинули, да еще надсмехались надо мной, унизили презрительно… То что выкинули, не страшно, а что надсмехались, унизили безмерно, душу жжет, и я этого унижения пережить не могу… Сердце мое от несправедливости разрывается, грудь ходуном ходит, вздохнуть не могу, воздуха не хватает…
Брови капитана сжимались, на лбу спазм был.
— Я на флоте Северном служил, в Североморске военные корабли наши стояли: эсминцы, фрегаты, крейсера — весь цвет флота, который на народные деньги построен был… 20 лет служил, жизни не щадя, от мичмана до капитана все звания прошел, время пришло в отставку выходить… У меня на книжке сбережения отложены были, наградные, за выслугу, — я много лет в отпуске не был…
Думал, службу окончу, в отставку выйду, квартиру в городе куплю, с женой и дочками жить будем. Жена всю жизнь об этом мечтала, только из-за меня на севере жила, много лишений с дочками испытывала…
Пришел я в сбербанк в 90-м году деньги заработанные взять, а мне говорят: «Подождите, гражданин хороший, денег у нас сейчас нет, подождите, пожалуйста», — вежливо так, с улыбочкой, сообщают.
Барышня в окошечке сидела, на меня через окошко глянула, ногу на ногу закинула: «Не волнуйтесь, гражданин хороший, мы все ваши пожелания учтем и требования выполним… Приходите завтра, мы для вас деньги подготовим…»
Вот так с улыбочкой сказала, и ноготки свои дальше подкрашивать стала.
Потом и вовсе со мной разговаривать перестали: извините, гражданин хороший, у нас ситуация изменилась, мы вам денег выдать не можем… Как же так?! — возмущаюсь. — Вот так — у нас обстоятельства изменились…
А у меня жена и дочки в общежитии в комнатенке маленькой живут, на полу спят. Ничего не знаем, уважаемый товарищ, денег выдать не можем — распоряжение вышло, денег гражданам не выдавать!..
Я драться полез, меня в тюрьму посадили.
Вот с тех пор выправиться не могу, обида сердце разрывает. Как будто в сердце нож вонзили… Душа болит…
Жена от меня ушла, младшую дочку с собой забрала, старшая дочка со мной осталась… Я из тюрьмы пришел, комната пустая, никого нет, лишь дочка на кухоньке сидит, меня дожидается… С тех пор несправедливость перенести не могу, сердце разрывается… Не страну разорили, а сердце мое на куски разорвали, вся эта свора, которая скрепы жизни разрушила…
Я совсем бы погиб, если бы не дочка моя, не знаю, что без нее бы делал… Только ради нее и живу… Она у меня умница, красавица ненаглядная, не ребенок, а мысли заветные…
Глаза капитана вспыхнули:
— Да, такой дочки, как у меня, ни у кого на свете нет: взглянет глазами ясными, словно ангел в душе пролетит: успокойся, — говорит, — папа, все хорошо будет, мама вернется, будет опять у нас счастье…
Я только ради дочки своей ненаглядной на белом свете живу…
Вот фотографию посмотрите! — капитан вытащил из кармана маленькую черно-белую фотографию, с которой смотрела удивительно красивое задумчивое лицо: глаза большие, внимательные, пристально на мир смотрящие.
— Красивая какая! — вырвалось у людей.
— Фотография маленькая, всей красоты передать не может, в жизни она красивее: посмотришь, глаз оторвать не сможешь… На всю жизнь запомниться, сниться будет…
А ласковая какая… Слова грубого не скажет…
Я ей говорю: замуж тебе, дочка, надо, чего со мной, стариком, жить? — а она отвечает: нет, папа, я с тобой жить буду, пока жизнь у тебя не наладится, никуда от тебя не уйду…
Вот какая дочка у меня… — лицо капитана просветлело. — Ради нее существую… Ни у кого такой дочки нет…
— Дал бы адресок дочки, — вырвалось у Белая. — Мы с Цыганом проведать заедем, познакомимся… Правда, Цыган?
— Заедем, отчего не заехать… Проведаем дочку…
— Может, чего и вышло бы у нас сердечного…
— Дай адресок, капитан…
— Дай адресок, чего тебе стоит! — гнусавил Белай.
— Нет, адрес не дам…
— Дай адресок, капитан, а я водочкой тебя напою…
— Нет, не дам… Я дочку свою берегу… Ты к красавице моей приедешь, обманешь, сердце у нее отзывчивое… Она пожалеет тебя, приласкает, а ты загубишь ее…
Не проси, не дам…
— Давай, капитан, чего там… Выпить-то хочется?! По глазам вижу, что хочется… Глазки-то вон как бегают… Вижу, что хочется… А водочка у нас хорошая, славная водочка… Ох, славная водочка, а тебе не дам… Я водочку лучше на пол полью, а тебе не дам, вот так-то, — смеялся Белай.
— Постой, не лей!.. Не трави душу…
— Ну, смотри, всю водочку вылью… Пол водочкой помою, а тебе не дам, вот так-то! Водочка у нас хорошая, на семи травах настоянная, во рту тает, да не всякому достается… По усам течет, а в рот не попадает!
— Дай, душегуб, не томи душу, — протянул дрожащие руки капитан.
— Лучше пол помою, а тебе не дам, — засмеялся Белай.
Капитан затрясся: «Дай пригубить!»
— Дочку я люблю, я за нее в огонь и воду готов…
— Ну, давай адресок, давай скорее… — глумился Белай.
— Скидывай, адресок, на телефон запишем…
— С пола пусть пьет…
— Пей, пей, капитан, — смеялся Белай, — пол чище станет, если ты его языком своим вымоешь… И чего ты на флоте своем делал?! Чего ты там потерял?!
— Я отечество защищал, кораблем боевым командовал, в походы дальние ходил, к Америке плавал…
— Ха-ха, — смеялся Белай, — в походы дальние ходил… Ну, и зачем ты туда ходил, спрашивается, тебе кто велел?! Сидел бы дома или воровал, как другие делали…
— Молчи, душа низкая, тебе этого не понять…
— К Америке ходил?! Слыхал, Цыган?! Вот лох, в походы дальние ходил… Лучше бы мы, Цыган, немцам сдались… Сейчас бы пиво попивали и по Европам ездили… Вот жизнь бы была, а он в походы ходил!
Белай и Цыган засмеялись: «Гы-гы-гы!»
— Молчи, душа низкая, не дано тебе душу высокую понять… Душа высокая чистая к полету стремится, она все скверны этого мира видит, но к полету стремится…
— Гы-гы-гы!.. — глумился Белай.
— И я эту мразь защищал?! Чтобы она надо мной издевалась…
— Кого ты защищал?! Зачем через Северный полюс к Америке ходил?! Делать было нечего?!
— Гы-гы-гы! Он к полюсу ходил…
— Лучше бы воровать шел, как все умные люди делали…
— Я защитник отчества и сроду такими делами не занимался…
— По мне, лучше бы завоевали нас…
— Завоевали?! — воскликнул капитан. — Как ты можешь так говорить?! Человек ты или нет… Знаешь, что они с Японией сделали?! Они бомбу на нее сбросили, людей напалмом сожгли…
— Нам-то что до того?!
— Не наше дело…
— А с Ираком?
— Не знаю никакого Ирака… Что мне до него?!
— И я эту тварь защищал, чтобы она надо мной глумилась?! Все самое святое в душе рушит! — выкрикнул капитан и схватил Белая за горло.
Белай захрипел.
— Я тебя под корень, мразь, уничтожу, — кричал капитан, стаскивая Белая с кресла.
Завязалась потасовка и неизвестно, чем бы она закончилась — Цыган бросился на помощь Белаю — но вмешался Захар.
— Волки злобные, не троньте капитана! — крикнул Захар, сбросил Цыгана с капитана.
— Вот мразь, — приговаривал капитан, вытирая кровь с лица. -в плен сдаться захотел, родину предать… Душа рабская в темноте жить привыкла…
— Капитан, — вдруг позвал его Захар, — капитан, помнишь ли меня?
Капитан на миг замер, всматриваясь в лицо Захара.
— Захар я, Захар Бойцов! Неужели не помнишь?!
Капитан пристально на Захара смотрел, вспомнить пытаясь:
— Лицо вроде бы, знакомое, а так не припомню…
— Как же ты, капитан, Захара забыл… Ты же спас меня, капитан… Баренцево море вспомни, крейсер «Верный»… Я на нем под твоей командой служил…
— Ну, да, помню, был такой крейсер…
— Меня волной смыло… Я за борт упал… Ты корабль развернуть приказал, катер спустил, спас меня…
— Был такой случай, помню… Был корабль «Верный», но тебя не помню… Память тугой стала, извини, браток…
— Как же ты, капитан, Захара не помнишь?!
— Не помню… прости, брат… Нет «Верного», корабля моего славного, погубили люди подлые, на куски растащили…
— Иди сюда, капитан, садись рядом, здесь место для тебя есть…
Захар посадили капитана рядом с собой, укрыл курткой; капитан забылся, время от времени он стонал и вскрикивал:
— Мразь подлая в плен сдаться захотела… Душа подлая в рабстве жить захотела… Душа подлая корабль мой погубила…