Глава 8
Автобус проехал лес, поле, вдали показалась деревня.
Тетка Ольга к окну прильнула.
— Здесь у моего дедушки сторожка была, — прошептала она. — Он меня встречать выходил… Никто уже не придет, не выйдет навстречу… - вздохнула она.
Мужик на заднем сиденье заворочался, привстал, на Ольгу пристально посмотрел.
— Жека?! — в ужасе прошептала Ольга.
— Узнала меня?! — лицо мужика искривилось в улыбке.
Вид мужика был страшен: всклоченные волосы разметались по широкому круглому лицу, глаза мрачно горели.
— Узнала?! — усмехнулся он. — Давно я с тобой встретиться хотел…
— Узнала… — прошептала она. — Откуда ты?! Ведь ты пропал, говорят…
— Не пропал, как видишь, земля еще носит, — ухмыльнулся мужик. — Хотя пропасть давно должен был…
— Вот и свиделись…
— Свиделись… А если я тебя сейчас того, — усмехнулся мужик. — Ножиком полосну или за горло схвачу…
— Да, что ты, Бог с тобой, до греха не доводи… Я тебе зла не желаю…
— Не желаешь, говоришь?!
— Нет, не желаю, — едва слышно прошептала она.
— Все вы мне только зла желали! — вдруг выкрикнул он. — Одно зло мне в жизни творили!.. Весь род людской, который меня окружает… Ненавижу вас всех!..
— Да, что ты, Жека, успокойся…
— Успокойся?! Это ты мне говоришь?!
— Я тебе зла не желаю…
— Это ты мне говоришь, что жизнь мою погубила?! — выкрикнул Жека. — Нет мне прощения! — вдруг обхватил голову руками, слезы потекли по его грязному лицу. — Нет мне прощенья… Так и знай!..
— На все воля Божья, — прошептала Ольга.
— Нет прощенья и никогда не будет! — повторял он. — Слышишь?! Злодей я и злодеем в памяти людской буду!.. И если Бог все видит, он за страдания меня простит…
Вдруг он вскочил, бросился к Цыгану, схватил за горло.
— Ты не тронь ее, слышь, не тронь… — закричал Жека. — Ты мизинца ее не стоишь… Ты не человек, а мразь, она — человек…
— Отпусти, — захрипел Цыган. — Отпусти меня… Что ты со мной делаешь?!
— Придушу, как собаку…
Цыган хрипел, к ним бросились мужики, но Жека повалил их на пол.
— Под землей сыщу! — выкрикнул он. — Никуда от меня не скроешься, везде найду…
Цыган стонал в страшных объятиях.
— Эй, стой… - закричал вдруг Жека, встряхнул и бросил Цыгана на пол.
Славка обернулся.
— Дверь открой! — Жека пнул заднюю дверь ногой.
Дверь со скрипом открылась.
Он выскочил из автобуса, упал, вновь вскочил, дико крича и озираясь, побежал прочь от людей, вновь упал, перебежал на другую сторону дороги, вдруг остановился: «Прощай, Ольга, больше не увидимся с тобой!» — огляделся по сторонам, с диким хохотом побежал к дальнему лесу.
Он бежал, оглядываясь, все дальше и дальше от автобуса то припадая к земле, то вскакивая. И долго можно было видеть его приземистую плотную фигуру.
Вскакивая, он дико озирался, словно искал цель, но не находил ее и вновь бежал по полю, куда глаза глядят.
— Убежал! — задумчиво сказала тетка Ольга и перекрестилась. — Как в детстве бегал, так и сейчас убежал…
Народ очнулся от оцепенения и с удивлением посмотрели на Ольгу.
— Он женихом моим был, — едва слышно проговорила она.
Народ, затаив дыхание, внимал ее рассказу.
Как в глухом лесу можно увидеть уродливое дерево, так среди людей можно встретить дикого человека…
Взгляд его тяжел и мрачен, кажется, плена застилает его, но странный блеск внезапно вспыхивает в глубине глаз и пронзает как молния, так солнце выглядывает из-за мрачной тучи и тотчас скрывается в ней.
Бойся таких людей добрый человек! Не искушай судьбу, не касайся их, опасайся таких мест в лесах, звери и птицы избегают их, а если попадают туда, тотчас спешат прочь, чтобы никогда больше не оказаться рядом.
— Я жила с ним в одной деревне, мы даже дальними родственниками были и меня одно время за него сватали. Мать его ко мне приходила и просила, чтобы я за него замуж вышла…
«Пропадет он без тебя, — говорила она, — нрава он дикого, необузданного, только ты спасти его можешь…»
Но я не соглашалась — мне страшно было, слишком много злобы в нем было, и эту злобу я с детства видела…
Он был единственным ребенком в семье, с детства привык, чтобы его желания исполнялись, а что не по нему — гнев великий вызывало.
Все что угодно в ярости сделать мог: на человека наброситься, собаку прибить…
Больше всего от него отцу родному доставалось — отец тихим ласковым человеком был и под каблуком у жены находился. Он с лаской к сыну подойти старался…
Мать властной женщиной была, должность высокую занимала и мужа ни в грош не ставила, а был он человеком тонкой души, отзывчивым.
Поздней осенью это случилось.
Я спать легла, свет в доме потушила, вдруг слышу, кто-то в окно стучит.
— Открой, Ольга, это я, Жека… Открой… Худо мне…
Я на крыльцо вышла, он на крыльце стоит, на меня смотрит, вдруг голову обхватил, на крыльцо повалился: «Плохо мне Ольга, плохо! Я грех великий совершил…»
— Что с тобой? — спрашиваю.
— Не спрашивай… Узнаешь, меня видеть не захочешь, разговаривать не будешь…
— Да что же случилось?
— Я отца убил…
Я в ужасе от него отшатнулась.
— Как же ты это сделал?! — воскликнула я. — Как злодейство такое совершил?!
— Мне бабка по завещанию деньги оставила, а отец деньги отказывался дать, говорил, что деньги не отдаст, пока не остепенюсь… Деньги эти мне нужны были, я людям обещание дал, что на эти деньги в дело войду… Я говорю: часть денег отдай, он ни в какую не соглашался…
Люди меня на улице ждали и надо мной смеялись…
Тогда я перчатку взял, свинец в нее вложил, к отцу подбежал… Ты не хочешь мне деньги отдать? Он мне говорит: «Евгений, успокойся, пожалуйста, возьми себя в руки!»
Смотрю, он бледный передо мной стоит, губы закусил, дрожит весь; я глаза его на всю жизнь запомнил.
Меня гнев охватил: «Так ты не отдашь мои деньги?!
— Нет, не отдам, для твоего же блага стараюсь… Вот женишься, тогда деньги дам!
А те люди около дома стояли и надо мной смеялись…
Он руку к груди приложил «Остановись, не делай зла!»
Злость меня охватила великая, огонь во мне вспыхнул, душу всю перевернул: «Как же так, ты денег мне отдать не желаешь?!»
Он молчит.
Я перчатку взял и с размаху его ударил.
— Ох, не могу! — заревел Жека. — Нет мне прощенья! Сколько злости во мне было, а больше мне перед теми людьми стыдно было, которым я обещание дал, они надо мной смеялись и меня подговаривали…
Отец и сейчас в моих глазах стоит: маленький, щупленький, дрожащий от ужаса…
Он к печи отлетел и затылком об угол ударился, кровь темная на пол полилась. Я в гневе его еще раз ударил, столько злости во мне было…
— Нет мне прощения! — зарыдал он. — Спрячь меня, спрячь! От самого себя спрячь…
— Куда же я тебя спрячу?!
— В доме своем спрячь… Все кончена моя жизнь… Не ищи меня, Ольга! Ты невеста моя была, теперь я тебе волю даю… — крикнул и прочь побежал.
В лесу его три дня искали. Поймали, в тюрьму посадили, потом он в больнице лежал, его невменяемым признали.
Я перевоспитать хотела его, но не получилось, — вздохнула Ольга и задумалась.
Она помолчала, сделала паузу и на людей посмотрела.
— Да, я перевоспитать его хотела, но не смогла…
Много лет спустя я узнала, что злые люди его на отца натравили.
Я к тем людям пришла, чтобы поговорить с ними откровенно, но они надо мной смеялись: знать ничего не знаем, он сам во всем виноват…
Мы его за руку не вели, на преступление не толкали…
Ну, да Бог с ними!
А отец его сиротой был, во время войны родителей потерял, и всю жизнь о сыне мечтал…
Думал, что сын ему опорой и утешением в жизни будет, а вон как вышло…
Слушатели глубоко вздохнули, бабы слезы утерли.
Ольга потупилась:
— Иногда, мне кажется, что и моя вина в том есть, — промолвила Ольга. — Если бы я замуж за него вышла, то по-другому жизнь бы сложилась…
В этот миг молодка застонала.
— Ой, да она же рожает! — закричали бабы.
Молодка сползла на пол и тяжело дышала; глаза ее были широко раскрыты.